Светлой памятью и добрым словом

Моему другу писателю Эдуарду Ярошевичу посвящаю

В этом году, 28 августа, ему исполнилось бы 80 лет. Эдик, Эдуард, Эдя… — к нему так обращались его друзья-ровесники. Для меня он был в обращении Эдуард Сигизмундович. Но сегодня я тоже присоединяюсь к его друзьям и в этот день для всех нас он опять будет Эдик. Он любил, когда к нему так обращались.

С 1972 года меня, студента Смиловичского зооветтехникума, судьба свела с этим человеком. Без малого пятнадцать лет мы, как говорится, были плечо в плечо.
Учась в техникуме, я жил на квартире близкой его родственницы Анны Ивановны Холуёвой. Она и познакомила меня с Эдуардом.
Хорошо помню тот день, когда мы с Анной Ивановной пришли к нему. Уютная комната с печкой, на полках книги, газеты, журналы. Картина на стене. Мы познакомились, и у нас сразу же завязался разговор. Я неплохо владел белорусским языком и в разговоре употреблял слова нашего лексикона из Западной Беларуси, откуда я родом. Эдик сразу же достал тетрадь и кое-что начал записывать. А когда по его просьбе я повторил поговорку «Смятану з’еў, а на сыроваццы дзяцей не будзе», мы долго смеялись. С того дня и началась наша дружба.
В воспоминаниях о нем все пишут о несчастном случае, который произошел на берегу Волмы. Когда Эдик вышел из воды, его парализавало — ноги оказались недвижимы. Да, это действительно так. Но от него я услышал и другое. Окончив школу в Смиловичах, Эдик готовился поступать в белорусский университет. Все его друзья и он любили спорт. Играли в футбол, шахматы, хорошо плавали… И вот однажды, упражняясь на турнике, один из друзей (Эдик показывал мне фотографию этого парня), спрыгивая с турника вперед ногами, нечаянно ударил Эдика в спину. Удар был такой силы, что Эдик на какое-то время потерял сознание. Через некоторое время он пришел в себя и стал на ноги. А на второй день на берегу Волмы случилось это горе. Врачи сразу же поставили диагноз о том, что был сильный удар. Это было послевоенное время. Медицина становилась сама на ноги. Дословно цитирую Эдика: «Лекарства мне заливали ведрами». Его все хотели поставить на ноги: врачи, родственники, друзья. Друзья каждый день массажировали спину и ноги. Одно время появился обнадеживающий проблеск. Но это было всего лишь мгновение…
Да, уважаемые читатели, трудно представить семнадцатилетнего юношу, прожившего войну с первого и до последнего дня, прошедшего Озаричский концлагерь, послевоенное лихолетье, голод и холод, и в расцвете сил, полного желания учиться и оказавшегося прикованным к постели. Было отчаяние… Именно друзья в эту трудную минуту правильно, разумно оценили сложившуюся обстановку и нашли верное решение. Первый, кто предложил выход из сложной ситуации, был друг Лева — добрейшей души человек, интереснейший рассказчик историй и приключений. Именно он и друзья запрягали лошадь в телегу, отрывали Эдика от кровати, возили его по Смиловичам и окрестностям. Он всегда с теплотой и улыбкой вспоминал ту телегу.
Общение с людьми, с природой, свежий воздух положительно сказались на его состоянии. На телегу садились парни и девушки. Эдик хорошо играл на гитаре. Он потом скажет: «У меня открылись глаза». Эдик почувствовал уверенность в себе и своих силах. Будущее в своей жизни он определил: писать. Первые его рассказы появились в детских журналах. Он и в дальнейшей своей жизни находил время писать для детей. Рассказы начали печатать в Червенской районной газете, “Чырвонай змене”, повести — в журнале «Беларусь». У Эдика было огромное желание учиться в Московском литературном институте. К сожалению, заочного факультета там не было. Эдик занялся самообразованием. Его друг Александр Холодинский постоянно привозил из Москвы литературу и методику подготовки.
В конце 70-х годов повести Эдуарда Ярошевича начнут печатать в журнале «Маладосць» — «Дзень далёкі і блізкі», «Высокае неба», «Летняя практыка ў Вербічах» и др. Красной нитью в многих его повестях проходят темы войны, послевоенного детства и юности, о послевоенных Смиловичах, которые по кирпичику строились и возрождались. Писатель Эдуард Ярошевич стал знаком не только читателям белоруской прозы, но и за пределами Беларуси. Его книги печатали солидные издательства. В 1970 году Максим Танк поздравил Эдуарда Ярошевича с принятием в члены Союза писателей СССР.
На заработанные гонорары и пенсию он купит мотоцикл «Иж» с коляской, потом машины “Запорожец”, «Жигули». Руль автомобиля он доверял проверенным собой водителям. Это были соседи, студенты, знакомые, друзья. Сменив вожжи и телегу, они сядут за руль автомобиля и, не считаясь со временем, отпусками, а порой и работой, отправлялись в путь. Эдик побывал в Ленинграде, Москве, Киеве, Крыму, Одессе. Вдоль и поперек проехал Беларусь. И каждый, кто был за рулем, понимал, что только движение, путешествия, общение с людьми и новая обстановка дают Эдику силы, уверенность в себе и в жизни.
В 1978 году в техникум поступил мой брат Василий. Два года он был бессменным его водителем.
Близким другом Эдика был и Сева. Друзья в шутку называли его «Ходячей энциклопедией Смилович». Литератор, педагог, но по натуре историк. Он сам порой мог докопаться до тончайших исторических фактов. Хорошо знал историю Смилович и Червенского края. Был очевидцем, как на его, подростка, глазах в Смиловичах во время фашистской оккупации вершились зверства и преступления над мирными жителями. Историю Смилович и эти события он описал в своих дневниках.
После окончания Смиловичского зооветтехникума я продолжил учебу в сельхозакадемии в г. Киеве. На каникулах приехал к Эдику. Так получилось, что у него сломалась машина и нужен был срочный ремонт. Обещали сделать в Минске, но не сразу. У меня на СТО в Барановичах работал хороший приятель. Мы договорились, что если вопрос не решится в Минске, Эдик сразу же дает мне телеграмму в мою деревню Белые Луги. Ему так понравилось это название, что очередная книга вышла под названием «Белые Лугі».
В 1979 году я заканчивал учебу в академии. Желание было вернуться в Беларусь. Однако не так все просто решалось. На согласование пришлось ехать в Москву. Это как раз были последние зимние каникулы. По дороге я заехал к Эдику в Смиловичи. Он обрадовался, а поездкой в Москву — вдвойне. Дело в том, что в одном из московских издательств переводили его книгу на русский язык. Она вышла под названием «Свет имени твоего». Эдик попросил меня привезти первые экземпляры книги.
В издательстве меня встретила женщина средних лет. У нас с ней состоялся довольно интересный разговор, она с хорошими впечатлениями и симпатией вспоминала о Беларуси. Эта женщина с семьей несколько раз была у родственников в Витебской области, а однажды — в поездке-экскурсии по всей Беларуси. Она сказала, что автор этой книги не только на литературном, но и на высоком профессиональном уровне описывает деревню, крестьянский труд, природу и т.д. Поинтересовалась: “ Он, наверное, живет в деревне?”. Я хотел промолчать, но все же сказал: “Да, он не только живет в деревне, но и живет деревней. С семнадцати лет прикован к постели и пишет книги”. Она сняла очки и удивленно посмотрела на меня.
Хорошо помню, как Эдик писал повесть «Летняя практыка ў Вербічах», посвященную мелиораторам. Он выезжал на болото, встречался с трактористами, изучал их работу, смотрел как экскаватор роет канаву. У агронома-мелиоратора интересовался системой мелиорации, подробно изучил растительный и животный мир болота. Я ему рассказал о нашем болоте в Белых Лугах. Все собрав воедино, он начал писать повесть. Может, в этой достоверности и заключалось, что книги его были читаемы.
Где-то за год до кончины Эдик начал писать повесть, где в основу положен конкретный случай в Смиловичах во время войны. Не просто давалась ему эта повесть. Надо было по крупицам собирать материал. Я по возможности помогал ему. Несколько раз привозил очевидцев, которые рассказывали о тех событиях в Смиловичах и на Червенщине. Раза два с Эдиком выезжал, и он слушал, записывал участников тех событий.
Я тогда работал зоотехником в Шестиснопах. Эта деревня буквально рядом со Смиловичами. У нас в животноводстве работал интереснейший человек, который, будучи подростком во время войны, много чего видел и знал о тех событиях. Он жил в Старино… Григорий Филиппович Шатерник.
Я его предупредил, что завтра поедем к писателю и надо рассказать…. Не думал, что у этого человека будет столько волнения и переживаний… Едем к писателю…. Наверное, ночь не спал. Да я его еще и озадачил… после бритья не одеколониться, сапоги кремом не чистить и перед самой поездкой к лошади и в сарай не заходить. У Эдика было обострение на запахи. И вот мы переступили порог, поздоровались, познакомились и, поверьте, не прошло и пяти минут, как Григорий Филиппович, расположившись на диване, свободно, в своей манере, жестикулируя руками, рассказывал о прошлом.
Я восхищался Эдиком. Его тонкой психологии по отношении к собеседнику. Он мог очень аккуратно и точно подвести собеседника к теме разговора, что-то уточнить, но обязательно до конца выслушать, все это быстро записать.
Вспоминается эпизод, рассказанный Григорием Филипповичем. Где-то в 10 километрах от Смилович находится деревня Дукора. Во время войны здесь стояли немцы, буквально рядом проходила трасса Минск-Бобруйск.. И вот на этой развязке трассы с деревней партизаны ставили «рогатки», т.е. мины. На одной из них подорвался немецкий мотоцикл. Немцы применили свой метод разминирования. С близлежащих деревень Дукоры, Старино и других привозили парней-подростков в Дукору, строили в шеренгу плечо в плечо, и парни по всей ширине трассы топтали дорогу, т.е. «искали» мины. …Всевышний услышал просьбу и молитвы матерей. Парни остались живы.
Неоценимую помощь в написании этой повести оказал Сева. Он видел те события глазами подростка и все помнил. Всеволод Степанович принес свои дневники.
Вкратце расскажу о семье писателя. Я хорошо знал эту семью, даже как-то был вхож в неё. Старший брат Алик жил во второй половине дома со своей семьёй. Когда я с друзьями по техникуму Чеславом Щуровским, Мишкой Нагибовичем приходил помочь Эдику заготовить дрова на зиму, постоянно общались с Аликом. Хороший компанейский мужик, профессиональный слесарь. Был знаком и с сёстрами Неллой, Тамарой. С младшим братом Чесиком я познакомился позже — на похоронах.
Мать Эдика, Надежда Михайловна, работала в Смиловичах библиотекарем. Любовь к чтению, литературе, книгам… именно она положила начало будущему писателю. Книгу с русским переводом «Свет имени твоего» Эдик посвятил своей матери. Нелёгкая доля постигла эту женщину. Спустя три года после болезни Эдика она умерла.

Продолжение будет.

Иван ЧЕРНИК. Фото из архива автора