Алексей Дмитриевич Белогорцев
В нашем районе его знали как талантливого педагога, лектора районного общества “Знание”, директора второй средней школы Червеня. Ей Алексей Дмитриевич Белогорцев отдал почти тридцать послевоенных лет.
Здесь был удостоен почетного звания ”Заслуженный учитель Беларуси”. Даже после того, как на пенсии переехал в Минск, Алексей Дмитриевич часто посещал Червень, принимал участие почти во всех торжествах в школе и районе. Не по годам энергичный, он всегда с большим вдохновением выступал перед молодежью, жителями Червенщины. Патриотические те речи трогали сердце каждого…
Помнится, с какой радостью в очередной свой приезд летом 2004 года на юбилейную дату освобождения Червенщины от немецко-фашистских захватчиков с характерным для него даже в 86 лет комсомольским задором сообщил: “ Все, Александр,”добил” я, наконец, свои воспоминания.” И предложил светло-розовую книгу под названием “Пережитое”. Почитай, там много о червенцах, может, что пригодится для газеты… “
Через некоторое время в “Районном вестнике” были напечатаны страницы его трепетных воспоминаний об учителях-энтузиастах СШ №2 г. Червеня, опыт патриотического воспитания которых и создания вместе с учениками музея “Боевой славы” стал известен на весь Советский Союз. Но неиспользоваными остались страницы о судьбе Алексея Дмитриевича Белогорцева в годы Великой Отечественной войны. Именно с первых её дней начался в Западной Беларуси боевой путь старшего сержанта, командира орудия Алексея Белогорцева. Трудный и опасный путь.
Накануне этой трагической исторической даты будет кстати отдать дань благодарности и уважения этому мужественному человеку, которого, к сожалению, нет уже среди нас, публикацией тех давних его воспоминаний о борьбе за освобождение Беларуси от немецко-фашистских захватчиков.
Александр БУШЕНКО
…Наша восьмая отдельная противотанковая бригада артиллеристов сражалась с отдельной танковой группой Гудериана вплоть до 28 июня 1941 года. Сдерживали наступление немецких танков, не зная, что основные силы армии “Центр” вечером того дня овладели уже столицей Беларуси. Тогда под городом Лида бригада уничтожила 60 танков противника. Мы могли и дальше вести оборону, но у нас окончательно иссяк запас не только снарядов, но даже и патронов к винтовкам. Поэтому командование бригады приняло решение отходить в направлении Минска. Был отдан приказ снять со всех орудий и закопать замки, чтобы орудия нельзя было использовать как боевую единицу.
С болью в сердце каждый орудийный расчет расставался со своей боевой техникой. Мы еще успели заправить остатками горючего свои тракторы и автомобили, погрузить крохи запасов продуктов и начали отходить. Когда закончилось горючее, было приказано отдельными взводами лесом и глухими дорогами отходить в направлении Минска.
2 июля 1941 года мы подошли к городу с западной стороны в 10-12 километрах от него. Здесь скопилось свыше 30 тысяч отходящих, вернее, отступающих. Единого командования не было. Однако вскоре появился генерал Кузнецов. Ему удалось как-то обеспечить управление этой массой солдат и офицеров, убедить, что Минск в руках советских войск и нам необходимо прорываться в город. Где-то в 15 часов 2 июля мы попытались прорвать оборону немцев, приняв их за крупный десант. Однако это был не десант противника, а регулярные войска группы “Центр”.
Не успели мы продвинуться на 100-150 метров, как немцы обрушили на нас бешеный артиллерийский и минометный огонь, а через 10 минут в воздухе появились самолеты.
В таких вот условиях начался наш прорыв на Минск. Мы оказались для немцев незащищенной мишенью. Только небольшой группе в составе 2 тысяч человек удалось прорваться и соединиться со Слуцкой группой солдат и офицеров. В этом бою я был тяжело ранен в правую ногу. В горячке я еще успел заметить впереди воронку от немецкой бомбы и пробежать к ней где-то 5-8 метров. Эта воронка глубиной около 1,5 метра оказалась для меня спасительным укрытием от осколков и пуль, которыми “поливали” нас немцы. Я потерял много крови. У меня было два индивидуальных пакета, и я сам сумел сделать себе перевязку. Однако через несколько минут потерял сознание и пролежал в этой воронке до вечера. Уже стемнело, когда я услышал недалеко голоса. Стал звать на помощь. Через несколько минут ко мне подошло пять солдат из нашей батареи. Уложив меня на плащ-палатку и пройдя 500-600 метров, остановились недалеко от деревни. Сержант послал двух человек в ближайший дом. Те узнали от местных жителей, что весь день в деревне было полно немцев, а к вечеру они на машинах и мотоциклах уехали в Минск.
Не теряя времени постучали в окно второго от края деревни дома. Вышла молодая женщина, сказала: “Заносите раненого в дом”. Хозяйка предложила всем хлеб и молоко. Получив от неё небольшой запас продовольствия, сослуживцы оставили меня, попросив спрятать, чтобы никто из соседей не знал, что здесь раненый красноармеец. Она быстро переодела меня в гражданскую одеждую пояснила: “Это одежда моего мужа. Он, как и ты, в Красной Армии, в 40-м году призвали. Под Москвой служил. Какова теперь его судьба, не знаю”… После этого быстро ушла, кинув на ходу :”Не волнуйся, я тебя немцам не продам”.
Не прошло и часа, как она вернулась. Не одна, а с мужчиной. Сказала: “Это мой брат Геннадий. Он — фельдшер, пусть займется тобой..”
Промыв горячей водой рану, он извлек из ноги осколки, обработал также ранение в бок и сделал пару уколов против столбняка …
Хозяйка на день опускала меня в подвал, ночью я потихоньку оттуда по лесенке выбирался наверх и спал до утра в кладовке. Так я прожил в этой деревней Масюковщина около восьми дней. Немцы на всех углах расклеили приказ военного коменданта Минска о том, что хозяева, укрывающие у себя офицеров или солдат Красной Армии, будут наказаны вплоть до расстрела всей семьи.
Положение для меня сложилось критическое. Ходить я не мог, подвергать опасности семью, которая меня приютила и оказала такую неоценимую услугу, тоже.
“Вы, Алексей, не волнуйтесь, — сказала мне хозяйка. — У нас есть недалеко родственники. Сегодня же ночью перевезем Вас туда. Это недалеко — всего 15 километров. А они затем через 2-3 дня перевезут к своим знакомым…”
Так было и сделано. Задержался я в той деревне, куда меня привез фельдшер, который оказал первую помощь, недолго. Уже через трое суток меня привезли в деревню Люти в глубоком лесу Пуховичского района. Там оказались еще три окруженца. Нас всех четверых местный председатель колхоза определил на жительство в колхозные детские ясли. Домик этот пустовал, но там стояло несколько железных коек.
Мы пилили и кололи людям дрова. В этой глухой деревне пробыли около полутора месяца. Все чаще стали поговаривать, что надо пробиваться к своим. Эти три человека были здоровые, могли двигаться, а я — с трудом. За первый день мы преодолели только около четырех километров. Вечером они предупредили, что с собой меня взять не могут, потому что я их сковал по рукам и ногам. Пришлось согласиться. Меня приютили хорошие люди в деревне Дричин… Здесь у родителей проживала Раиса Ивановна Василевская. До войны она окончила институт имени Куйбышева, работала в Минске финансовым работником, хорошо знала немецкий язык. Будучи как-то на железнодорожной станции Руденск, она познакомилась с немцем, начальником полустанка Дричин. Он оказался антифашистом. Приезжал сначала к Василевским поболтать, а когда ближе познакомился с семьёй, стал привозить с собой рацию. Семья Василевских с огромным интересом слушала сводки военных действий. Немец включал наше Совинформбюро, нашу советскую музыку, песни…
Отец Раисы мне и еще одному окруженцу Василию сделал документы о том, что мы работаем в местном колхозе конюхами. Это нам очень помогло, когда немцы приступили к проверке документов. Вскоре меня пригласила к себе Раиса Ивановна и поведала, что, со слов немцев, — начальника станции Руденск и начальника станции Дричин, скоро, буквально через 10-12 дней, всех “приписников” будут созывать в Руденск, чтобы взять на учет… Это меня крайне насторожило.
…Обстановка накалялась. Я взял с собой три человевека и рано на рассвете мы уехали к Покровскому и Нечипоровичу в 208-й партизанский отряд, который находился недалеко от деревни Клинок Червенского района. Командир отряда полковник В.И.Нечипорович в беседе сказал: “ Ты дожен все подробно описать: где служил, где начал войну, где был ранен, где лечился и т.д.”
Я ему рассказал также, как познакомился с немцем-антифашистом и передал чистые бланки паспортов, аусвайсов…
Не прошло и недели, как меня пригласил к себе полковник В.И.Нечипорович. Разговор был короткий: “… Назначаем тебя командиром отделения в роту…” У меня в подчинении оказалось 15 партизан, у которых на вооружении было 2 ручных и один станковый пулемет. Это в третьей роте было наиболее боевое отделение, поэтому мне предстояло оправдать надежды командования. в отряде шла напряженная боевая учеба по 5-6 часов ежедневно… Командир отряда, зная, что немцы могут в любой день и час начать боевые действия, заблаговременно придумал план обороны…
За 10 дней до наступления карателей партизанам отряда удалось по подложным документам получить из Бобруйских складов большое количество боеприпасов, а также несколько десятков немецких автоматов. Эту дерзкую операцию предложил провести находящийся в составе партизанского отряда немец Фишер. У нас были бланки “аусвайсов”-пропусков, а доверенность сделал он. Это позволило переодетым в немецкую и полицейскую форму партизанам получить с немецкого склада боеприпасы и оружие…
От редакции: далее значительная часть воспоминаний Алексея Дмитриевича касается хорошо знакомого нашим читателям по публикациям в “Районном вестнике” и книге “Память” Клинокском бое 5-6 марта 1942 года 208-го партизанского отряда под командованием В.И.Ничипоровича со значительно превышающими силами фашистских захватчиков. Маневрируя в ходе его 208-й партизанский отряд ушел в Кличевский район. Один из убитых тогда партизанами офицеров оказался профессором военных наук, посланный Гитлером для изучения тактики партизан и их быта. Маневрируя в ходе боя, 208-й партизанский отряд ушел в леса Кличевского района.
Вскоре Белогорцев с комиссаром отряда Покровским и около 200, по его словам, партизан выделились из 208-го отряда и вернулись в Руденский район. Созданным ими партизанским отрядом, который впоследствии вырос в партизанскую бригаду “Беларусь” , командовал Н.П.Покровский. Белогорцев был политруком роты, затем комиссаром созданного в бригаде партизанского отряда “За Родину”. Располагался он в лесном массиве около деревень Сергеевичи, Пристань, Кобыличи и был для немцев, по словам А.Д. Белогорцева, “крепким орешком”. В скором времени представители ЦК ЛКСМБ и Минского обкома комсомола поручили Белогорцеву возглавить Минский подпольный горком комсомола. На его долю выпало 240 дней быть вожаком молодежи.
Далее — слова автору:
— За 8 месяцев пребывания в горкоме комсомола я создал более 25 подпольных организаций. Ребята, рискуя жизнью, распространяли листовки, вывели в партизанскую зону более 300 минчан, совершили более десятка диверсий… Но главная моя задача состояла в том, чтобы в самое ближайшее время заняться разложением созданной фашистами молодежной организации, именуемой сокращенно СБМ (союз белорусской молодежи). На эту оганизацию фашисты возлагали болшие надежды. Они расчитывали, во-первых, оболванить белорусскую молодежь, пропагандируя в его рядах “новый порядок в Европе”; во-вторых, из членов этого союза пополнять ряды полицейских и власовцев; в-третьих, из числа членов союза готовить шпионов и диверсантов, которых затем внедрять в ряды партизан. На сей счет гестапо разработало свою стратегию и тактику деятельности. В каждой области, в каждом крупном городе были срочно созданы такие школы для 17-19-летних. Срок обучения — от трех до шести месяцев. Затем их направляли в районы, где было наиболее мощное партизанское движение — Борисовский, Пуховичский, Смолевичский. Руденский и другие…
(Продолжение будет)
