(Продолжение).
ОПЯТЬ В ПОСЁЛКЕ.
Помню, как собирали первую грузовую автомашину и три мужика крутили длинную ручку. Не завели, долго что-то налаживали в моторе, затем всем кагалом вместе с детьми толкали. Ура! Завелась! Так появился первый транспорт, возможность возить грузы для восстановления завода.
Сложно, трудно было поднять и установить трубу. Длина её — метров двадцать, в диаметре — сантиметров сорок. Сначала подняли верх метра два и закрепили подставками из бревен. Затем три трактора тянули закрепленные за трубу тросы — один посредине, по одному слева и справа. У основания была заготовлена бетонная тумба. Постепенно труба стала вертикально. Отрегулировали, закрепили тросы в трех точках.
Залатали внутри и снаружи котел, восстановили подсобки, подвальные помещения, смонтировали оборудование. Основная роль по изготовлению, установке и наладке станков из дерева принадлежала А.Г. Сикирицкому.
Возобновлены были кузница, столярный цех, установлены станки и мощный двигатель для изготовления чурок, которые в то время использовали вместо горючего для автомашин. Этот цех находился метров четыреста от завода на территории сгоревшего в войну гаража и ремонтной мастерской. Там же осталась цистерна на бетонной основе. Её долгое время не использовали. Мы, пацаны, человек восемь нашли в лесу снаряд для пушки с боеголовкой, поставили его возле цистерны и решили взорвать. Кто-то предложил расжечь костер, бросить в него снаряд и бежать. В последний момент от этой затеи отказались. Просто бросали в снаряд камни, прячась за валом. Хорошо, что это увидели работающие недалеко женщины и разогнали нас. Могло всё закончиться трагически. Снаряд затем увезли какие-то специалисты из района.
МЕСТНЫЙ КУЛИБИН И ЕГО СЕМЬЯ
Большой вклад в восстановление завода внёс отец моего друга Вити — Млявый Пётр Яковлевич. Это был мастер — золотые руки, барсуковский Кулибин. Как и другие мужики, иногда «принимал на грудь». Меня называл сыном и рассказывал нам с Витей, что его цель — изобрести вечный двигатель. При этом доставал свою тетрадь с чертежами и записями, убеждал, что такое вполне возможно. Хозяйством не занимался. Кроме нескольких кур, у них не было никакой живности. На огороде работала жена Ирина Августовна. Млявому постоянно приносили отремонтировать замки, инвентарь (плуг, борону, грабли, вилы), запаять посуду (ведро, кастрюлю, миску, кружку). Рассчитывались натурой.
В основном семья была более-менее обеспечена. Имели свой транспорт. Витя, кажется, раньше научился ездить на велосипеде, чем ходить. Помню, как крутил он педали под рамой. Сразу после войны у Млявых появился немецкий трофейный мотоцикл. Витя начал гонять на нем уже в четвертом классе. Пётр Яковлевич говорил, чтобы научил меня и давал проехать, но он не доверял мне ни велосипед, ни мотоцикл. В 1949 году Млявые приобрели машину «Опель» 1929 года, которую мой друг Витя тоже сразу освоил. Транспорт всегда был исправный. Этот «Опель» Витя продал в конце 70-х годов, кузов был луженный, меняли только мотор.
Жена Млявого Ирина Августовна по национальности была немка, из тех немцев, сородичи которых как хорошие специалисты приехали в Российскую империю. Работали на Свислочском стекольном заводе возле Осипович. Она играла на гитаре, хорошо готовила, занималась огородом. В квартире было чисто и уютно. Знала немецкий, могла на этом языке писать и читать. Худенькая, шагом не ходила — все время быстро, трусцой. Выпивала, курила — в основном самосад. Прожила при этом почти 93 года. Сын Млявых Анатолий работал в леспромхозе инженером, а мой друг Виктор — главным энергетиком. Пётр Яковлевич не курил, умер в 64 года. Виктор после 25 лет не пил и не курил, умер в 62 года. Такие судьбы хороших специалистов, близких мне людей.
ТАК ПРЕСЕКЛИ ВОРОВСТВО
В Барсуках леспромхоз создал отдел рабочего снабжения (ОРС). Он занимался выращиванием картофеля, свеклы, моркови, лука, зерновых. Этот участок доверили возглавлять моей маме. Работала она наравне с другими и даже больше. На Романовщине вырубили небольшие кустарники, вспахали лошадьми часть поля. Для овощей построили два небольших хранилища. Функции кладовщика выполняла тоже мама. Однажды она заметила, что из хранилища воруют продукцию, особенно картофель. Начала дежурить ночью, наблюдала из строящегося невдалеке дома. И увидела, как из соседнего дома к хранилищу подошли муж и жена, открыли подобранным ключом замок и зашли вовнутрь. Она подбежала и закрыла их. Воры поняли, в чем дело, начали умолять, чтобы выпустила. В то время им грозила тюрьма. За укрывательство — маме тоже. Но она всё же выпустила их и предупредила, чтобы никому об этом не говорили и прекратили воровство.
Вскоре одновременно с выращиванием сельхозпродукции начали разводить свиней. Для этого использовали сохранившееся с войны помещение. Для приготовления животным корма слепили небольшую печку. Работали здесь мама и её сестра Маруся. Осенью, когда уже начинались заморозки и прошел небольшой снег, они выпустили свиней, чтобы почистить сарай. Одна свиноматка была с четырьмя поросятами, другая — супоросная. Обычно они убегали на опушку леса, где росли дубы, питались там желудями. Их туда иногда специально загоняли и таким образом приучили. И вот начало темнеть, а свиньи в этот раз не вернулись. Пошли искать. Их в том месте не оказалось. Утром возобновили поиск, подключились другие работники — нигде не нашли. Более того, вечером не вернулась мамина сестра Маруся. День короткий. Пошли с фонарями по лесу, по делянкам — безрезультатно. А утром, когда рассвело, Маруся пришла. Оказывается, она увидела след от колес телеги, обследовала место, заметила помятую траву, землю, прикрытую листьями и сухой травой. Пошла по следу телеги. Дорога вела через лес километра четыре, а дальше — поле и деревня Микуличи. След привел к дому. Заходит и рассказывает хозяевам придуманную историю. Мол, она идет из под Березино в Юровичи, где проживает замужняя дочь. У неё родился ребенок, хочет отведать их, но уже поздно и очень устала. Попросила пустить переночевать. Тетя Маруся была смекалистая. Ей дали поджаренный кусочек сала с хлебом и молоко, объяснили, что убили своего поросенка. В комнатушке около печи отвели место для ночлега. После увиденного и услышанного она всё поняла. Уснуть уже не могла, боялась. Рано утром, ещё было темно, поблагодарила и ушла. По дороге увидела в большой луже выброшенные отходы от разделанных тушек свиней. Вернувшись, обо всем сообщила маме и начальнику участка Лукашевичу. Он специально поехал в Червень в милицию. В тот же день появились оттуда сотрудники для расследования. Воров судили. Хозяину, отцу, дали 18, его 19-летнему сыну — 14 лет тюрьмы в колонии строгого режима. Маме вынесли определение за халатность, без привлечения к ответственности.
Как было установлено, воры охотились, увидели свиней, загнали их дальше в лес и постреляли. Потом пригнали запряженную в телегу колхозную лошадь, погрузили тушки, места своего разбоя прикрыли листьями, травой. Поздно вечером дома тушки разделали, а утром закололи своего поросенка, чтобы отвести подозрение. Возможно, им всё и сошло бы с рук, если бы на второй день не попросилась на ночлег тетя Маруся.
Постепенно сельскохозяйственные работы, в том числе и свиноводство, в Барсуках начали сворачивать и перевели в Старый Пруд.
ПОСЛЕ ВОССТАНОВЛЕНИЯ ЗАВОДА
Начал он работать в 1946 году. Основным строительным материалом, который здесь выпускали, была гонта. В то время ею крыли крыши не только в сельской местности, но и в городе, в том числе и в Минске. Видимо, не все теперь знают, что это за крыша из гонты. Готовили её из бруска осины, ели, сосны. Брусок был длиной 60, шириной 8 см. Распиливали на станке толщиной с одной стороны 1,5 см с пазом, со второй — до 0,5 см. Станок был двухсторонний. С другой стороны его выпиливался брусок из заготовленного в лесу или на складе бревнышка длиной 60 см. На станке работало два человека. На распиловке бруска на гонту — обычно женщины, на заготовке — мужчины. Таких станков было три: два рабочих, один — резервный. Пилы — циркулярные, то есть круглые. Ещё две циркулярки (станки) пилили лес на доску, бруски, шпалы, клепки для бочек, чурки на топливо для автомашин. Постоянными работниками на изготовлении гонты были Нина Немирко, наша соседка по бараку, её сын Василий. Затем он продолжительное время работал в леспромхозе механизатором, а его дед Линев Григорий Яковлевич был возчиком леса на лошадях, тетя Соня — рабочей на заводе. Эта работящая, хорошая семья дружила с нами. Василий с женой в настоящее время проживают в Кукушкино возле Червеня.
Лес подвозили вагонетками. На погрузке и подаче материала для гонты, клепки и чурки работало два человека. В 1951-54 гг. эту работу выполняла и моя мама. Я иногда, особенно на каникулах, её подменял. Напарницей у мамы была мать моей одноклассницы Светланы Грибко (отличницы). Она тоже помогали своей матери.
Готовый материал отвозили из цеха вагонеткой. Шпалы, доску, бруски, клепку — на северную сторону завода. Гонту складывали в стопки-клетки. Считались копы — 60 штук. В клетку ложилось 10 коп. Таким образом гонта проветривалась, подсыхала и не коробилась. Верх накрывали обрезками. Но не всегда. Почти каждый день машины вывозили гонту в основном на Минск, мы, подростки, подрабатывали на погрузке её и дров.
Другой материал — шпалы, доску, брус, баланс для шахт — складывали в штабеля вокруг завода. Грузили в основном мужчины. Чурку (топливо для автомашин вместо бензина или дизтоплива) готовили из березовых, ольховых, иногда из дубовых, кленовых (отходы) поленьев, которые распиливали на станке. Колодочки длиной 5-7 см малыми топориками кололи — получались чурки, которые загружали в сарай. Заправляли ими два бункера на кузове машины возле кабины и дополнительно ящик на кузове. Одной такой заправки хватало на 80-120 км.
Опилки и отходы дерева использовали на топливо в котел. Разжигали сухие дрова, мазут, а потом засыпали в огромную яму опилки и отходы. Частично их забирали жители на подстил животных и для утепления. Большое количество высыпалось в кучи. Одна такая гора опилок образовалась рядом с заводом, вторая была еще до войны — подальше. На «горе» возле завода детвора проводила время, особенно зимой. Катались на санках, лыжах, на школьных сумках. Рыли ямы, проходы: сверху корка замерзшая, а внутри тепло…
Гудок локомотива утром призывал на работу, затем на обед, с обеда и возвещал об окончании работы. Бессменными кочегарами на заводе были Белохвостик В., Петкевич В., иногда их подменяли Млявый, Сикирицкий.
После войны социально-культурные условия были примитивными. Клуб со сценой и магазин организовали в сохранившемся помещении. Кино привозили регулярно. В выходные и праздничные дни (суббота была рабочая) организовывали танцы. На праздники вывешивали флаги, к Новому году устанавливали ёлку, иногда детям вручали подарки. В клубе были вывешены портреты руководителей партии и правительства, настенные часы. Заведующего не было, эти функции выполняла уборщица, она же — ночной сторож.
На крыше завода была сооружена небольшая наблюдательная вышка (будка) с хорошим обзором территории. В 1949 -1950 гг. сторожем на ней дежурила мама. Вместе с ней часто ходил и я. Однажды зимой рано утром мама услышала крик. Невдалеке был общественный колодец. Поняла, что кто-то кричит оттуда. Подбежала, а там конюх Молчан. Колодец широкий, срубленный из дерева, от верха и вглубь метров шесть. Успокоила его и побежала за помощью к дому, где жил начальник Лукашевич. Вместе вытащили, подав ему стрелу «журавля» с ведром, куда он погрузился, вцепившись в стрелу. Доставили домой. Фельдшер из медпункта сделал необходимые процедуры. Вскоре он выздоровел и был благодарен маме за спасение.
А произошло вот что. Молчан наливал воду в рядом стоящее большое корыто, чтобы затем пригнать и напоить лошадей. Вокруг высоко намерз лёд, поскользнулся и полетел в колодец ногами вниз…
Владимир ШАТЕРНИК
(Продолжение будет)
