ИЗ МОЕГО ДЕТСТВА
Особое место в детстве занимали речка и лес. Летом купались, на мелководных участках ловили обычной корзиной (кошыкам) рыбу, которой было всегда в изобилии. А зимой, когда речка замерзала, катались на саночках и коньках, вели азартные игры. Часто к нам присоединялись мальчики и девочки из соседней деревни Сосновщина и ближайших хуторов.
Весной речка разливалась в отдельных местах на 600-800 метров и для нас, детей, казалась огромным водоёмом. Вода нередко подступала к нашему саду, и это большое половодье можно было наблюдать из окна.
Из далёкого детства хорошо запомнилось, как трудились отец и мать на своей земле: пахота, косьба, уборка сена и зерновых культур, перевозка на лошади урожая в гумно, молотьба, кормление скота — лошадь, корову, овец, свиней…
Всю позднюю осень и зиму мать пряла, а потом ткала. Сначала, пока научилась, приглашала из соседних деревень Ляды и Сосновщина известных мастериц-ткачих, а потом с этой работой справлялась самостоятельно.
Весной и летом рулоны льняного полотна отбеливали на солнце, а в следующую зиму приглашали домой портного для пошива нижнего белья и верхней одежды всем в семье — и детям, и взрослым. На это использовалась и суконная ткань, изготовленная из овечьей шерсти, а также выделанные овчины для пошива кожухов, тулупов, рукавиц. Таким известным мастером портняжного дела был Стрельский из деревни Мощалино, внуки которого и теперь живут там и продолжают сохранять славное наследие своего деда в этом ремесле.
После Краснослабодской начальной школы с пятого класса учился в Горковской восьмилетней школе, которая находилась в шести километрах. Идти нужно было в основном по тропинкам и разбитым просёлочным дорогам. Особенно трудно в зимний период, когда их заметали снежные заносы. В таких случаях шли гуськом, друг за другом, стараясь ступать след в след. Старший, более сильный — впереди, младший — позади. Выходить из дома нужно было затемно, задолго до начала уроков. Глубокий рыхлый снег, сильный мороз, убогая обувь и одежда, простая полотняная сумка через плечо с книгами, тетрадями и обедом, утяжеляли нелёгкий путь в школу…
ТРАГИЧЕСКИЕ 30-Е ГОДЫ
Первая половина их осталась в памяти очень тяжёлым периодом. Многочисленные страдания, горе и миллионы погибших от голодной смерти жителей Украины, Северного Кавказа, Поволжья, Казахстана, других районов страны усложнили жизнь и в Беларуси. Тысячи беженцев, спасаясь от голодной смерти, с котомкой на плечах наводняли нашу республику. Шли они от деревни к деревне, выпрашивая кусочек хлеба, картофель, муку. На себе несли скромные пожитки, вели за руки малолетних детей. Это были жители Украины — одного из богатейших регионов страны. Среди беженцев пожилые не встречались. Они от истощения и физической слабости умирали, не дойдя до спасительной Беларуси.
Всю зиму 1933-1934 годов жил в нашем доме гонимый голодом с Украины мужчина с мальчиком и девочкой — 6-9 лет. Мать их умерла от голода. С утра наш “квартирант” уходил в соседние деревни в поисках продуктов питания и возвращался с узелками на плечах только к вечеру, чтобы покормить своих детей, спасти их от голодной смерти.
В нашей семье положение тоже было критическое. В отдельные дни мать не знала чем накормить, особенно в летний период. Ни картофеля, тем более хлеба, никаких других продуктов питания не было. В таких крайне тяжёлых случаях отец собирал в сумку с утра слесарные инструменты и отправлялся на весь день в соседние деревни, предлагая свои услуги по ремонту бытовой посуды, часов, замков, швейных машин. Что-то исправлял на месте, что-то предлагал принести в ремонт на дом и, конечно, к исходу дня возвращался домой с продуктами питания, полученными за оказанные услуги.
… Трагедия нашего многострадального народа в то время началась по вине бездарного руководства страны, вскружившего себе голову утопической идеей о построении социализма и коммунизма в короткие сроки. Предусматривалась ликвидация частного землевладения и создание крупных сельскохозяйственных предприятий — колхозов и совхозов. Земля у крестьян изымалась, а бывших собственников её насильно объединяли в коллективные хозяйства — колхозы. У крестьян была конфискована не только земля, но и скот, семенной фонд зерна, сельскохозяйственный инвентарь. Чтобы спасти нажитое свое скромное имущество, крестьяне прятали зерно, продавали или убивали скот. Так к лету 1932 и 1933 годов оказались незасеянными огромные площади пахотных земель по всей стране.
Более зажиточных крестьян признавали противниками организации колхозов, объявляли врагами народа и репрессировали. Семьи таких “врагов” (их почему-то называли кулаками) в принудительном порядке погружали на повозки вместе с детьми, стариками и больными, без права брать с собой какие-нибудь запасы одежды и продуктов питания, отправляли на ближайшую железнодорожную станцию, а потом этапом через пересыльные пункты их путь лежал на Север, в Западную Сибирь, Урал и Казахстан.
Оставшиеся на родине их хозяйственные постройки, скот, домашняя утварь конфисковывались или разграблялись. Имеющиеся государственные запасы продовольствия были отданы рабочему классу, городскому населению. Многие крестьяне вынуждены были податься в город и искать там работу.
В период начавшейся коллективизации крестьянских хозяйств отец, как бывший петроградский рабочий, пользовался со стороны местных властей уважением и доверием. Он годами избирался членом (депутатом) сельского Совета и должен был помогать проводить на селе политику раскулачивания, создания колхозов. Но в это время произошёл неожиданный случай, когда местной власти пришлось резко изменить своё отношение к отцу.
А произошло вот что. В деревне Печище по указанию местного сельского Совета решили выслать как кулака одного из крестьян. Весь его домашний скот вывезли, начали забирать и другое имущество. Оставалось только отправить на высылку всю его семью. В это время один из местных учителей по просьбе раскулачиваемого направил в Москву письмо-жалобу с подписями жителей и моего отца — члена сельского Совета — о грубом нарушении, проявленном к крестьянину местными властями. В письме указывалось, что он никакой не кулак, наёмным трудом не пользовался, землю обрабатывал силами своей семьи, чужой труд не эксплуатировал. Из Москвы Совет Народных Комиссаров срочно отправляет своё распоряжение в Горковский сельский и Червенский районный Совет о запрещении раскулачивания крестьянина деревни Печище и немедленном восстановлении причинённого ему убытка.
Неприятность постигла не только местные органы власти. Начали искать защитников того крестьянина и обнаружили среди нескольких подписей местных жителей подпись моего отца — члена сельского Совета. Расплата наступила тотчас. Его освободили от членов Совета, назвав кулацким подпевалой, т.е. защитником кулаков. Но отец не был огорчен — наоборот, гордился тем, что удалось спасти и защитить невинного пострадавшего человека от расправы. Этот крестьянин дожил до глубокой старости вплоть до 40-х годов.
В то же время на отца обрушилась тяжелейшая система налогового давления. Обнищание и крайняя бедность надолго поселились в нашей семье. Отцу поступали предложения из Ленинграда вернуться на старое место работы, где его ещё помнили. Были также предложения выехать в Червень и работать там по его специальности. Но отец в силу своего консерватизма не любил менять места жительства. Ко всем трудностям он был терпелив и вынослив, имел крепкую физическую закалку, никогда не обращался к врачу за помощью до самой смерти.
Под тяжестью трудностей пострадала мать, на которой лежала вся ответственность за сохранение здоровья детей, кормление, одевание, поддержание чистоты и порядка в доме, в хозяйстве, огороде и, главное, — воспитание. Она надолго заболела острым расстройством нервной системы и пороком сердца. Для семьи это был сильнейший удар.
С наступлением ещё более мрачного периода в жизни нашей страны — массовых репрессий, когда по малейшему подозрению, неосторожно сказанному слову, доносу, как врага народа органы НКВД (Народного Комиссариата Внутренних Дел) без суда и следствия расстреливали совсем невинных малограмотных людей, родители, чтобы обезопасить себя, изменили свою национальность с польской на белорусскую. Даже наличие и хранение в доме религиозных книг, которые были у отца, считалось весьма опасным. За церковную книгу “Библия” можно было угодить в тюрьму.
О какой-нибудь связи с родственниками, проживающими в Польше, говорить было также опасно. Всем внушалось массовое проникновение шпионов и диверсантов из-за границы, особенно из Польши. Подозрительность друг к другу не только воспитывалась, но щедро насаждалась, особенно доносительство. Оно со временем приняло массовый характер. В этом неприглядном грязном деле многие из руководящих кадров даже старались соревноваться — кто больше выявит врагов народа. На таком служебном рвении многие строили свою должностную карьеру, получая хорошую работу, повышенную зарплату и привилегии.
ПЕРЕСЕЛЕНИЕ
В конце 1937 года отец поступил работать слесарем в Ляденскую машинно-тракторную станцию, куда ежедневно ходил пешком за шесть километров. Отправляться на работу нужно было рано, а возвращался он поздно вечером. Оплата труда была низкая.
Осенью 1939 года правительство издало постановление о ликвидации поселений хуторского типа. Наш дом на основании этого постановления подлежал сносу к определённому сроку. Отец несколько промедлил с переселением, и тогда к нашему дому явилась бригада мужчин, разрезала крышу на части, спустила её на землю и ушла совершать подобную операцию на следующий хутор. Дом с наступлением осенних дождей насквозь промочило водой. Мебель и другие вещи от сырости начали коробиться, портиться (трещины настенных часов и теперь напоминают об этом). Отец нанял несколько человек и снова восстановил спущенную крышу на доме. Узнав об этом, директор МТС предложил ему срочно продать дом и переехать по месту работы, иначе отца за невыполнение постановления по переселению признают врагом народа и подвергнут репрессивным мерам.
Получив небольшую квартиру в теперешнем посёлке Луч, где раньше находилась МТС, отец продал дом. Это был уже ноябрь 1939 года.
При перевозке многую домашнюю утварь пришлось оставить, взять лишь самое необходимое, потому что новая малогабаритная квартира ограничивала возможности обстановки нашего быта.
Последними покидали свой хутор отец и я. Он вел на поводке корову, я — подгонял. За нами следовала собака Дунай. Перешли речку, оглянулись на оставленное жильё, где прошло моё беспечное детство… От тоски и грусти хотелось плакать. Собака в последний раз на время оставила нас, побежала назад к бывшему жилью. Где-то там, на подворье, она завыла протяжным голосом, навеявшем на нас ещё большую тоску и уныние. Мы шли долго в глубоком раздумье и молчании. У деревни Сосновщина собака догнала нас вся мокрая и взволнованная — ей вплавь пришлось трижды преодолевать небольшое водное препятствие. К сожалению, эта собака, верно и преданно служившая нам, погибла от пули немецкого солдата в июне 1941 года.
Постепенно, хотя и болезненно, мы стали привыкать к новой жизненной обстановке, соседям… Брат в это время учился в Минском техникуме радиосвязи, а потом перешёл на краткосрочные курсы учителей начальных классов. Страна остро нуждалась в большом количестве учителей, чтобы срочно направить их в западные районы Белоруссии, которые в сентябре 1939 года вошли в состав Союза ССР.
В 1940 году брат Валентин начал работать учителем начальных классов Речковской школы, а я окончил семь классов и подал документы для дальнейшей учёбы в Червенскую среднюю школу. Но в ней прозанимался только две недели. Из-за квартирных трудностей вынужден был перевестись в Гродянскую школу. Там меня родители определили на квартиру в семью стариков, которые своей добротой, заботливым отношением и вниманием оказали благотворное влияние. В старших классах этой школы вместе со мной учились дети из деревень Колеина, Трёхгранный Дуб, Тадуличи, Речки, Березовка, Старые Дороги…
(Продолжение будет)
